Губанок молча протянул ему газовый пистолет.

– В помещении не годится,– сказал хозяин «ауди» и спрятал пистолет в бардачке.– Пойдемте, Павел Васильевич.

Захламленный двор-колодец. Пока шли, перед ними, буквально у них под ногами, сдвинулась крышка канализационного люка, вылез работяга в брезентухе, обдал вонью. Губанок отшатнулся, пропуская «канализационного», Андрей Александрович даже шага не сбавил. Сначала. А потом вдруг приостановился, посмотрел работяге вслед и нахмурился…

– Что-то не так? – озаботился Павел Васильевич, тоже останавливаясь.

– Ничего. Неважно.

Грязный подъезд, пропитанный запахом мочи, унылые стены… и новенькие стальные двери в каждой третьей квартире. Но та дверь, которая им была нужна, оказалась обычной.

– Что от меня требуется? – спросил Губанок.

– Ничего. Просто войдете со мной… и уйдете. Вы – свидетель.

– Понял.– Павел Васильевич облизнул пересохшие губы и вынул руки из карманов.

Его спутник нажал кнопку звонка.

Им пришлось подождать пару минут, потом дверь открылась. На пороге стоял детина в спортивном костюме с пузырящимися коленями и перхотью на плечах. Детина был на несколько сантиметров выше Губанка и на полголовы выше его спутника.

Взгляд открывшего дверь безразлично скользнул по Андрею Александровичу, а вот на Губанке остановился.

– Опять пришел? – скривил губы детина.– Я ж тебе…

– Проходите, Павел Васильевич,– спутник Губанка пропустил его вперед и сам перешагнул порог.

В этот момент детина с невнятным мычанием обрушил на Губанка кулак. Павел Васильевич зажмурился…

Но боли не было. Когда он открыл глаза, то обнаружил, что детина лежит поперек коридора брюхом кверху и драться уже не расположен.

– Идите за мной,– скомандовал Андрей Александрович, переступил через лежащую на полу тушу, и Губанок, не без опаски, последовал за ним.

В большой комнате вповалку лежали человек десять. Мужчины, женщины, двое детей. Губанок даже не сразу узнал собственную дочь, настолько похожими казались лица обитателей квартиры.

– Алла! – Павел Васильевич бросился к ней… и застыл, буквально замороженный равнодушным взглядом дочери.

Алла смотрела на него, как на чужого.

– Ты меня… не узнаешь? – дрогнувшим голосом спросил Губанок

– Зачем ты пришел, папа? – равнодушно сказала Алла.– Ты – черный. Тебе здесь не место.

Губанок, ошарашенный, беззвучно открывал и закрывал рот, пока Андрей Александрович не привел его в чувство, похлопав по плечу.

– Это она?

Губанок кивнул.

– Пойдем,– велел Андрей Александрович Алле, но девушка проворно отползла к стене.

– Она не пойдет,– сказал Губанок

Ласковин промолчал. Он ждал. И дождался.

Забурчала вода в туалете, бухнула дверь, и вместе с облаком вони, отпихнув Губанка, в комнату ворвалась низенькая толстая женщина с кукишем на макушке и в юбке, которую из эстетических соображений следовало бы сделать длиннее.

– И-и-и! Ты-ы-ы! Прочь! Прочь! – завопила тетка, словно ей прищемили палец.

И комично запрыгала вокруг Ласковина. Тот стоял с каменным лицом, абсолютно неподвижный. Обитатели комнаты зашевелились, оживились, как слепые щенки, почуявшие мать.

Губанок удивленно взирал на приземистую бабу – в его голове не укладывалось, чем этакое чучело смогло приманить его образованную и чистоплотную дочь.

– Э-э… мадам… – выдавил он.

Тетка мгновенно развернулась.

– Дьявол! – взвизгнула она, тыча в Павла Васильевича коротким пальцем.– Сгинь!

Тут Губанка пробрало до костей. Он побелел и попятился. Толстая неопрятная тетка буквально окатила его ужасом. Он и хотел бы убежать, да ноги не слушались.

«Гипноз», – подумал Павел Васильевич.

Но легче ему не стало. Губанок бросил на Ласковина отчаянный взгляд… И сразу полегчало. Андрей Александрович улыбался. Уверенно, спокойно.

– Не кричи,– негромко посоветовал он.– Горло сорвешь.

Голос его звучал совершенно искренне.

Тетка подскочила на месте и, забыв о существовании Губанка, росомахой кинулась на Ласковина.

Поток брани выплеснулся из ее рта, как прокисшее пиво из откупоренной бутылки.

Ласковин молчал. Улыбался. Доброжелательно.

Губанок достал платок и вытер вспотевшее лицо. Признаться, он ожидал от своего спутника совершенно другого поведения. Страх прошел, и теперь только неприятная слабость да липнущая к спине рубашка напоминали о пережитом ужасе.

А Ласковин улыбался. Мягко, сострадательно. Как улыбается взрослый, глядя на рассердившегося ребенка.

Тетка осеклась. Плечи ее затряслись, пальцы впились в жирную грудь. Губанок услышал клекочущий хрип, а затем увидел, как тетка медленно осела на пол и так же медленно повалилась набок.

Один из находившихся в комнате мужчин дернулся было к ней, но Ласковин погрозил пальцем, и энтузиаст остался на месте.

– Пойдем,– сказал Андрей Александрович Алле, чьи глаза стали абсолютно круглыми.

К удивлению Губанка, дочь, не прекословя, встала и двинулась за Ласковиным. А за ней, замыкающим, пошел сам Павел Васильевич.

«Как она похудела», – подумал он, глядя на истончившиеся икры Аллы.

Перешагнув через тушу «привратника», они покинули «обитель».

В машине Ласковин сразу взялся за телефон.

– Ростик,– сказал он в трубку.– Запиши адресок.

И продиктовал адрес квартиры, где они побывали. И, отвечая на вопрос:

– Мелочь. Травка, развращение несовершеннолетних, что найдете. Да, по моей части. Нет, пальцем не тронул. Будь.

Сложил трубку, завел машину.

Губанок сидел сзади, рядом с дочерью. Он чувствовал ее тепло, хотелось обнять девочку, утешить… но Павел Васильевич не решался.

– Куда теперь? – спросил он.

Ласковин протянул через плечо карточку с адресом.

– Реабилитационный центр,– объяснил он.– Для таких, как ваша дочь. Вы кем работаете?

– Программист. В фирме.

– Зарабатываете хорошо?

– Прилично.– И, уловив намек:– Сколько я должен?

– На карточке, внизу, расчетный счет. Переведете, сколько сможете.

– Конечно, конечно,– проговорил Губанок.– А сколько я должен лично вам, Андрей Александрович?

– Мне – ничего.

Ласковин прибавил газа, и «ауди» запетляла между машинами.

«Рискованно водит»,– подумал Губанок. Эта мысль показалась ему забавной.

– Андрей Александрович,– спросил он через некоторое время,– а что вы сделали с… этой?

– Я? – Губанок услышал короткий смешок.– Я – ничего. Переволновалась немного. Бывает, верно?

– Ну как? – поинтересовалась Наташа.– Выручил?

– А как же,– без особого воодушевления ответил Андрей.

– А почему такой задумчивый? Что-то случилось?

– Да нет, ничего особенного.

Верно, ничего особенного. Просто работяга, который вылез из канализации, очень уж напоминал мужика, положившего новорусов у «Октябрьского».

«Для того, кто видит, случайных встреч не бывает»,– говаривал Слава Зимородинский.

А для того, кто не видит?

Этого Андрей не знал. Потому что видел редко.

А между тем всего лишь десять минут назад, когда Ласковин входил в подъезд, навстречу ему попались двое мужчин, на которых его сэнсэй точно обратил бы внимание. Тогда как проникнутый уверенностью в собственной крутизне Андрей прошел мимо, не взглянув. И напрасно. Если охотник становится дичью, все еще полагая себя охотником, обычно от него остается только кучка обглоданных костей и дюжина несъедобных предметов, вроде часов и бронзовых пуговиц.

– Этот? – сказал младший из двоих.

Скорее утверждение, чем вопрос.

– Да.

– Могуч.

– Силен,– поправил старший.

– Берем? – напряженно спросил младший, глядя в черную дыру подъезда.

Брови старшего сдвинулись. Две мохнатые гусеницы под мощным голым лбом.

– Нет. Не время.

Младший кивнул. С облегчением. Медведя можно убить кухонным ножом. Но лучше это сделать, когда медведь спит.